Зиганшин Камиль - Щедрый Буге
Камиль Зиганшин
Щедрый буге
Охотничья повесть
...Здесь у костра не хвастают, не лгут,
Не берегут добро на всякий случай...,
Ю. Сотников
* ЧАСТЬ I *
ВЛАДЕНИЯ ЛУКСЫ
За перевалом с вертолета открывалась величественная панорама безлюдной,
дикой местности: хребты, межгорные впадины, бурные пенистые речки. Там, куда
мы летим, особняком возвышается плотная группа скалистых гольцов,
выделяющихся на общем фоне своим спокойствием и безразличием ко всему
окружающему.
Пассажиров в вертолете двое. Я и мой наставник, удэгеец лет пятидесяти.
Он сидит напротив и успокаивающе поглаживает собак.
Опытный промысловик располагал к себе с первого взгляда. Невысокий,
худощавый, с живыми движениями. Сильные руки, словно кора старого дерева,
испещрены глубокими трещинками морщин к густо перевиты набухшими венами.
Мороз, ветер, солнце, дым костра дочерна продубили скуластое лицо с
реденькой растительностью на верхней губе и подбородке. В черных, прямых
волосах несмелый проблеск седины. Черты лица невыразительны, но вот лучистые
темно-карие глаза, словно магниты, притягивают взор. Впечатление такое, что
они все время смеются, радуясь жизни. Глянув в них, и самому хочется
улыбнуться и сделать что-то хорошее и доброе. Имя у него простое и легкое --
Лукса.
Все еще не верилось, что наконец-то моя давняя мечта исполнилась и я
принят на работу в госпромхоз штатным охотником и сейчас лечу на свой
промысловый участок над легендарными отрогами древнего Сихотэ-Алиня.
Вертолет неожиданно вошел в крутой вираж и, сделав два круга, мягко
опустился на землю. Наши собаки, Пират и Индус, ошалевшие от грохота
двигателей, спрыгнули на снег, едва только открылась дверь, Быстро выгрузили
нехитрый багаж. МИ-4 прощально взревел я, обдав нас колючим снежным вихрем,
взмыл в густую небесную синеву и вскоре исчез за лесистой макушкой сопки.
Мы остались одни в холодном безмолвии на заснеженной косе. Торжественно
и необъятно высоко синело небо. Оглушительная тишина стояла вокруг. На снегу
ни единого следочка. У меня невольно возникло ощущение, что какая-то
неведомая сила подхватила и перенесла нас на лист чистой бумаги, на котором
предстоит написать историю охоты длиной в 120 дней.
Вокруг громоздились типичные для этих мест крутобокие сопки,
ощетинившиеся, словно встревоженные ежи, могучими изумрудно-зелеными кедрами
и более темными островерхими елями. Напротив устья ключа Буге, над рекой
Хор, нависал хребет, обрывающийся в речную гладь неприступной
двухсотметровой стеной. По его гребню торчали огромные, источенные временем
каменные иглы и зубчатые башни причудливых очертаний, напоминающие развалины
старинных крепостей.
Хор еще не встал и тянулся холодной, черной лентой, разорвав
белоснежную пелену извилистой трещиной. Сквозь прозрачную воду были видны
лежащие на дне пестрые, обезображенные брачным нарядом и трудной дорогой к
нерестилищу, кетины. Уровень воды в реке за последние дни упал, и часть
отнерестившейся рыбы лежала на галечном берегу. Наши собаки тут же
воспользовались возможностью полакомиться и набросились на нее. В их
довольном урчании слышалось -- как много рыбы! Райское место!
Оставшись в преддверии сезона без сотоварища, Лукса не без колебаний
согласился все же взять меня на свой участок, охватывающий бассейн Буге
--левого притока реки Хор. Его напарник Митчена, деливший с ним радости и
невзгоды промысловой жизни в течение многих лет, потерял зрение и перебрался
жить к дочери в Хабаровск.
Хотя день только начался, Лукса
